«А что, за комментарии можно человека посадить?» Рассказ жены фигуранта дела телеграм-канала «Что-Делать!»
В сентябре 2021 года накануне выборов в Госдуму в ряде регионов прошли аресты людей, связанных с телеграм каналом «Что-Делать!». Их обвиняют по статье «Склонение, вербовка или иное вовлечение лица в массовые беспорядки» (ч. 1.1. ст. 212 УК, до 10 лет лишения свободы). Публикуем рассказ супруги фигуранта дела из Красноярска, 42-летнего Алексея Яночкина.
По версии следствия, 11 человек из 7 субъектов России «создали сеть телеграмм-каналов, в которых размещали публикации и вели агитационную деятельность, направленную на организацию массовых беспорядков на территории Российской Федерации в дни единого голосования с 17 по 19 сентября 2021 года». Аресты предполагаемых администраторов телеграм-каналов прошли 16 сентября, за сутки до начала выборов.
При этом в телеграм-канале «Что-Делать!» шла речь только о том, чтобы в 14 часов 18 сентября выйти на улицу своего города и сфотографироваться с зажженным файером — в знак протеста против фальсификаций на выборах в Госдуму. Супруга Алексея Яночкина говорит, что его обвиняют в публикации ряда записей с якобы противоправными призывами.
У нас с Алексеем брак официально не оформлен: с точки зрения закона, я ему никто. Если бы и был оформлен, все равно, волею следователя звонки, свидания, пересылку документов Следственный комитет может запретить: что у нас и происходит, как я понимаю. Дочери уже почти три месяца, а мы до сих пор не можем подписать документы, в графе отец — прочерк! Заявления, доверенность либо не регистрируют, либо [документы] не доходят до начальника тюрьмы. За все время нами получена только справка, что Алексей содержится в СИЗО. От прошлого брака у Алексея 20-летний сын. Он отец двоих детей. И, вместо того, чтобы обеспечивать их, он с 16 сентября сидит в тюрьме.
Мы оба волонтеры[-зоозащитники]: он взял из приюта животное, и я тоже. На этой почве и познакомились. Он в Дивногорске прописан, я в Красноярске. А прокурор на суде потом говорил, что Алексей «может скрыться»: [потому что он] зарегистрирован в Дивногорске, а живет — в Красноярске. У нас был насыщенный год. Осенью 2020 года Алексей устроился на завод, ездил из Дивногорска в Красноярск. Я попросила его уволиться: у нас здесь горный серпантин, опасная трасса, постоянно бьются. Заплатили за работу на заводе с вредным производством порядка 17 тысяч [за месяц]. Выше 30 тысяч у нас редко кто получает.
После этого Алексей официально устроился на работу на стройку, заключил с работодателем договор. Весь месяц в шесть утра он ездил на строительный объект: строили корпус одного из крупных институтов. Но его кинули, не заплатили. Как прораб, он обращал внимание на нарушения, компания явно не укладывалась в сроки. В результате зарплату рабочим он выбил, а сам за месяц работы получил 10 тысяч рублей вместо 45. Он написал в прокуратуру, пришел ответ — обращайтесь еще куда-то. Ничем не помогли.
Мы пробовали заниматься малым бизнесом: открыли ИП, купили на рынке крохотный павильончик, там торговали конфетками. В какой-то момент на эту местность нахлынули «Пятерочки», «Батоны», которых там никогда не было, и рынок стал загибаться. Нас обязали приобрести онлайн-кассу. Мало того, что и так платишь налог с продажи товара, так еще и через онлайн-кассу налог! Пришлось забрать товар и уехать. Потерпели убытки, теперь я выплачиваю кредит.
Алексей впал в отчаяние. Как мужчина, понимал, что у него скоро родится ребенок, а он не может заработать деньги. И да, он высказался [в телеграм-канале «Что-Делать!”]. Но у многих такая ситуация: мизерные зарплаты, кредиты, ипотеки.
Он служил в Чечне, и теперь получается, что он же в этом виноват. [Следствие считает], что якобы Алексей обладает какими-то супер-навыками, которые позволят ему собрать «подельников». Так [прокурор] говорил на суде. То есть человек, прошедший войну, уже изначально считается преступником!
Он сидит еще ничего: с бывшими сотрудниками МВД — потому что призывался во внутренние войска. Он не выбирал, где служить, но на службе проявил себя достойно. Имеет знак отличия. Правда, сотрудников в СИЗО не хватает, на прогулки заключенных выводят редко.
Задерживали с ОМОНом — это был колоссальный стресс для меня и для ребенка. Когда 16 сентября задержали его и еще несколько человек по России, я была на восьмом месяце беременности! Мне сказали, что он собирался куда-то пойти нападать на сотрудников полиции, но [для меня] очевидно, что он бы этого не сделал. По субботам он всегда был со мной, помогал мне на работе весь день, минимум до 15:30. Мне [беременной] уже тяжеловато было. Я преподаю иностранные языки и вокал. Акция [против фальсификаций на выборах в канале «Что-Делать!”], как я поняла, была назначена на 14 часов в субботу. Моей логике это не поддается: он бы не побежал в это время никуда жечь файер и фотографироваться (к этому призывали в канале «Что-Делать!» — ОВД-Инфо). Задержали его не в субботу, а накануне, в четверг.
На суде [по избранию меры пресечения] держали его в клетке в наручниках. Я не могла ни до, ни после ни подойти, ни перекинуться парой слов. Это дикость! Зачитывали якобы его комментарии из группы «Что-Делать!».
Я потратила, наверное, четыре ночи, прочла группу: там нет таких комментариев! Я не могла успокоиться: неужели мой муж дошел до того, что это написал? Возможно, то, что представили суду как публичные комментарии, — это цитаты из личной переписки, голосовых сообщений.
Статья, по которой обвиняют моего мужа, подразумевает [содействие] организации массовых беспорядков. Где там массовые, где беспорядки и где организация? Ничего этого нет. Обвинение предъявлено фактически со слов оперативников. Меня это будоражит: как такое возможно, если нет ни улик, ни доказательств, ни свидетельств злого не то, что деяния, но даже умысла? Тем не менее человека забирают накануне родов [жены].
Заходя с ОМОНом в мою квартиру, они видели прекрасно, что я в положении. А если бы в этот момент у меня выкидыш случился, кто бы отвечал за это? Мне сказали [на обыске]: «Надо было ему думать, прежде чем писать всякую хрень». Это цитата. Я спрашиваю: «А что, за комментарии можно человека посадить?» Они посмотрели на меня, поулыбались. То есть понимают, что по сути садят без вины, но отчитаться надо. А самое страшное — они считают, что просто делают свою работу.
У нас в одном шкафу лежал перцовый баллончик от собак. В одежде у него нашли балаклаву — человек на морозе работает. Нашли его поясной нож, с которым он на дачу ездит. Они все это вместе собрали, разложили. Я говорю: «Какой хороший набор экстремиста!» Они смеются. На столе у судьи [при избрании меры пресечения] лежала толстая папка — такая за один день не делается. В разработке участники группы «Что-Делать!» находились с весны [2021 года], а, может быть, и с момента создания группы [зимой 2021 года]. Сначала в этой группе ничего не происходило, потом весной туда стали много писать, и появились тысячи подписчиков. Муж присоединился к группе летом, став одним из администраторов, просто пересылал сообщения и выражал свое мнение.
Я ему говорила, что не надо перед выборами ничего писать. Я чувствовала, что обстановка накаляется. Он потом сказал: «Я не ожидал, что так получится». Вероятно, группу создали люди, которые хотели что-то изменить к лучшему в стране, но очевидно, что там «зависали» сотрудники спецслужб. Я просто ради интереса периодически захожу в «Что-Делать!»: люди там до сих пор пишут, добавляются. Почему, спрашивается, если она такая опасная? Чтобы новую партию «экстремистов» посадить, или [просто группа] стала уже не нужна?
Во время обыска забрали компьютер, потому что там был установлен телеграм с ником «Алекс», хотя такой же телеграм был и у него на телефоне. На этом компьютере я работала, проводила онлайн-уроки, там содержатся мои документы, фото, видео. Компьютер так и не вернули. Алексей отдал все свои пароли и все свои телефоны, потому что считал, что скрывать ему нечего, ничего такого он не сделал.
Слава богу, с адвокатом по назначению повезло, нам назначили адвоката Владимира Васина, он объяснил Алексею, что происходит, почему это происходит, так как муж был в растерянности поначалу. Посещал его везде, где смог, и был рядом с ним, а как только Алексея экстренно вывезли самолетом в Москву, порекомендовал московского адвоката, Веронику Полякову, которая сотрудничает с правозащитной организацией «Агора».
[Силовики] даже не сообщили семье о передвижении. У меня отнялись ноги, когда письмо в начале октября не дошло ему [в СИЗО в Красноярске]. А теперь, накануне, его возили из СИЗО в ИВС на Петровку, и снова без предупреждения родных! Мы здесь все узнаем постфактум! Адвокат не может рассказывать о деле даже нам, родственникам, потому что у нее подписка о неразглашении.
Как я понимаю, пока «идет следствие», люди просто сидят. Возможно, людей пытаются сломать, чтобы они дали признательные показания, свидетельствовали против друг друга. А раз Алексей не делает этого, может, поэтому и звонки не разрешают? Свидания нам тоже не дадут? Ребенок растет без отца. Сердце разрывается. Мы готовы поехать в Москву и снять там жилье, лишь бы он был с нами.
Мы находимся в очень тяжелом положении. Помочь мне с ребенком некому, кроме мужа! Меня воспитывала бабушка, сейчас у нее инвалидность, дед за ней ухаживает, а мать Алексея живет в Дивногорске, ей очень тяжело ездить также по состоянию здоровья! А эта ситуация с сыном ее вообще убивает! Если бы не [помогал] мой отец, видимо, я должна была ребенка в интернат отправить и идти работать? Думаю, Алексей уже давно наказан за свою несдержанность — тем, что без него родилась и растет дочь! Неужели мало?!
Я хочу поблагодарить правозащитную организацию [«Агора»], которая работает с нами и все другие, в том числе ОВД-инфо, вы делаете огромное дело, что помогаете с юридической защитой, публикуете истории простых людей.
